Лори кивнула.
– Ну, тогда, быть может, что-то и получится. Только придется немного подождать, пока мы закончим переводить пленку, о’кей?
– О’кей, – неуверенно ответила Лори. Она не совсем поняла, что имел в виду ее собеседник.
– Тогда встаньте здесь и помалкивайте. И ничего не трогайте! – предупредил молодой оператор.
Отступив на пару шагов в сторону, чтобы не торчать в проходе, Лори оказалась на небольшой площадке позади массивных телевизионных камер, направленных на декорации, изображавшие, как ей показалось, комнату отдыха врачей. В центре комнаты она увидела – и узнала – знаменитого актера, в которого были без памяти влюблены миллионы американок самого разного возраста. Свободно расположившись за одним из столиков, актер ел яблоко, которое взял из стоявшей тут же на столе вазы. Его последнюю реплику, обращенную к ведущей актрисе уже после того, как камеры были выключены, Лори расслышала очень хорошо и невольно спросила себя, как отреагировали бы многочисленные поклонницы Дрейка Слоана, если бы узнали, что он может разговаривать с женщиной столь не по-джентльменски. Впрочем, она тут же подумала, что некоторая грубоватость и резкость высказываний были частью его сценического образа, а значит – частью его очарования. В сериале Дрейк играл роль заведующего отделением, врача-мачо, работающего в выдуманной больнице, деспотические манеры и блистательно-соблазнительная внешность которого превращали женщин в податливую глину в его руках.
Что ж, подумала Лори, стараясь быть объективной, не могут же ошибаться миллионы зрительниц, которым он нравится? Сама она не могла не признать, что в Дрейке есть некая брутальная привлекательность, которая и делала его совершенно неотразимым для многих и многих женщин. Самой Лори подобный тип никогда не нравился – она просто не понимала, как может нравиться человек, который считает себя центром вселенной, а окружающих презирает и всячески использует в своих целях.
Впрочем, помимо характера, Дрейк обладал еще и запоминающейся внешностью. Сейчас, когда Лори увидела его, что называется, «живьем» (на экране телевизора это как-то не бросалось в глаза, да она, по правде сказать, не очень-то его и рассматривала), ее внимание привлекли волосы Дрейка Слоана: очень густые, редкого пепельно-русого оттенка, которые в свете ярких телевизионных софитов блестели, как светлая платина. С платиновым оттенком волос резко контрастировали густые темные брови и усы, которые только подчеркивали безупречно-чувственную форму его нижней губы, сводившей с ума миллионы женщин самого разного возраста – от школьниц до домохозяек, которым по возрасту больше пристало сидеть с внуками, а не вздыхать по экранному красавцу.
Но самой интересной чертой Дрейка были все же его глаза: живые, ярко-зеленые, в глубине которых, казалось, полыхало жаркое пламя, способное растопить сердце самой неприступной из женщин. И если усы могли быть наклеенными, если волосы могли оказаться искусно подобранным париком, то огонь в глазах был, несомненно, настоящим, присущим самому Дрейку. Он-то и делал его по-настоящему интересным мужчиной, хотя, с точки зрения Лори, внешняя привлекательность и сексапильность ни в коем случае не могли служить оправданием грубости и невоспитанности.
Пока она раздумывала обо всем этом, Дрейк Слоан поднялся и, лениво потянувшись, словно большой кот (а лучше сказать – тигр), точным броском отправил огрызок яблока в мусорную корзину. Только сейчас Лори обратила внимание на его костюм. На первый взгляд, он был похож на обычный хирургический комплект куртка – штаны, но она почему-то сомневалась, что настоящие врачи носят столь тесные брюки. А если и носят, то непонятно, как они умудряются кого-то лечить. Нет, бледно-зеленый сценический костюм Дрейка Слоана был явно скроен так, чтобы как можно плотнее облегать высокую, поджарую фигуру актера. Кроме того, куртка была с таким глубоким вырезом, что в нем виднелась покрытая густым волосом грудь Дрейка. Вряд ли, подумала Лори, что-то подобное можно увидеть в настоящей операционной.
Услышав позади себя еще один голос, – кажется, тот самый, который минуту назад доносился из громкоговорителей, – она обернулась и увидела, что по проходу идет какой-то мужчина, дружески поддерживая под локоть ту самую актрису, которую на глазах Лори оскорбил Слоан.
– Он совершенно не слушает, что ему говорят! – возмущалась актриса. – Текст он знает, но когда дают крупный план – делает то, что ему заблагорассудится!
– Я знаю, знаю, Лу!.. – проворковал в ответ мужчина. – Но на тебя-то я могу положиться, правда? Потерпи ради меня, ладно? Давай доделаем все, что запланировано на сегодня, а потом, если хочешь, обсудим наши проблемы за стаканчиком виски, договорились? Я сам скажу Дрейку, что настоящий профессионал должен выполнять все указания режиссера. Ну, а теперь давай на площадку – нам еще снимать и снимать. Улыбнись, как ты умеешь. Пусть все зрители со стульев попадают от твоей ослепительной улыбки, о’кей?..
Что за чушь, подумала Лори. Должно быть, это и есть пресловутый артистический темперамент. Режиссеру приходится говорить актерам только то, что́ им больше всего хочется услышать – только так он сумеет вообще что-то снять. В противном случае его так называемые «звезды» рассорятся на всю жизнь еще до того, как будет отснят первый эпизод сериала.
Тем временем актриса и сопровождавший ее мужчина, очевидно, режиссер или продюсер, прошли на площадку и некоторое время о чем-то совещались с Дрейком. Потом режиссер хлопнул в ладоши, и члены съемочной группы, которые во время этого незапланированного перерыва перекуривали, листали журналы или о чем-то болтали, снова заняли места возле камер и нацепили наушники, с помощью которых режиссер со своего наблюдательного пункта отдавал им какие-то команды. К съемочной площадке плавно подкатилась звуковая установка с подвесным микрофоном, похожая благодаря своей ажурной штанге на скелет доисторического животного. Наконец режиссер в последний раз чмокнул актрису в щечку и, покинув площадку, встал возле одной из камер.